Даже Грегор, кажется, смотрел на все новыми глазами.
— Знаешь, космические станции по-настоящему скучны. Все эти коридоры, — заметил он, пробегая взглядом мимо фонтана и далее по изгибающейся кирпичной дорожке, нырявшей в буйство цветов. — Я перестал видеть, как прекрасен Барраяр, глядя на него каждый день. Нужно было забыть, чтобы вспомнить. Странно.
— Были моменты, когда я не мог вспомнить, на какой космической станции нахожусь, — согласился Майлз с полным ртом выпечки и крема. — Я не говорю о роскоши, но станции Ступицы Хеджена действительно тяготели к утилитаризму. — Он скривился от ассоциаций, вызванных этим последним словом.
Беседа коснулась недавних событий в Ступице Хеджена. Грегор просветлел, когда узнал, что Майлз тоже не отдал ни одного боевого приказа в общефлотской тактической рубке «Триумфа», кроме разбирательства с внутренним кризисом безопасности, делегированного ему Таном.
— Когда начинается сражение, для большинства офицеров работа заканчивается, так как битва протекает слишком быстро, чтобы люди могли на нее влиять, — уверил Грегора Майлз. — После того как ты установил хороший тактический компьютер — и, если тебе повезло, человека с волшебным чутьем — дальше лучше держать свои руки в карманах. У меня был Тан, у тебя был… хм.
— Да, и прекрасные глубокие карманы, — сказал Грегор. — Я все еще об этом думаю. Это казалось почти нереальным, пока я не посетил впоследствии лазарет. И осознал, что вот такой-то и такой-то огонек означает потерю человеком руки, этот — замороженные легкие…
— Да уж, за этими огоньками глаз да глаз. Они рассказывают такую утешающую ложь, — согласился Майлз. — Если им позволить. — Он запил очередной липкий кусочек, помолчал и заметил: — Ты не сказал Иллиану правду насчет твоего маленького падения с балкона, так ведь? — Это было наблюдение, а не вопрос.
— Я сказал, что был пьян и спустился. — Грегор рассматривал цветы. — Как ты догадался?
— Он не говорит о тебе с тайным ужасом в глазах.
— Я только-только заставил его… немного уступить. Не хочу теперь все испортить. Ты ему тоже не сказал, и за это тебе спасибо.
— Пожалуйста, — Майлз выпил еще кофе. — Сделай мне ответную любезность. Поговори с кем-нибудь.
— С кем? Не с Иллианом. И не с твоим отцом.
— Как насчет моей матери?
— Хм. — Грегор в первый раз откусил от своего куска торта, на котором до этого делал вилкой бороздки.
— Она, возможно, единственный человек на Барраяре, которая автоматически поставит Грегора-человека впереди Грегора-императора. Все наши ранги для нее, по-моему, не более, чем оптические иллюзии. И ты знаешь, что она может хранить тайны.
— Я подумаю об этом.
— Я не хочу быть единственным, кто… В общем, единственным. Я знаю, когда выхожу за собственные пределы.
— Да ну? — Грегор поднял брови, улыбнувшись уголком рта.
— О да. Просто я обычно не сдаюсь.
— Хорошо. Я поговорю, — ответил Грегор.
Майлз продолжал ждать.
— Даю слово, — добавил Грегор.
Майлз расслабился, почувствовав огромное облегчение.
— Спасибо. — Он посмотрел на третье пирожное. У этих штук восхитительный вкус. — Нынче ты чувствуешь себя лучше?
— Намного, спасибо. — Грегор вернулся к прокладыванию борозд в креме.
— Правда?
Поперечные борозды.
— Не знаю. В отличие от того бедняги, что прогуливался по округе, изображая меня в мое отсутствие, я не вполне добровольно вызвался на эту роль.
— В этом смысле все форы — призывники.
— Любой другой фор может убежать, и никто не почувствует его отсутствия.
— Разве ты не будешь по мне хоть немножко скучать? — жалобно спросил Майлз. Грегор хихикнул. Майлз оглядел сад. — По сравнению с островом Кайрил, этот пост не выглядит слишком тяжелым.
— Попробуй ночью полежать один в постели, размышляя о том, которые из твоих генов начнут создавать монстров в твоем мозгу. Великого дяди Юрия Безумного? Или принца Серга? — его взгляд в сторону Майлза имел скрытую остроту.
— Я… знаю о, э-э, проблемах принца Серга, — осторожно ответил Майлз.
— Кажется, все об этом знали. Кроме меня.
Значит, вот что толкнуло находящегося в депрессии Грегора к первой настоящей попытке самоубийства. Ключ подошел к замку, щелк! Майлз попытался не выдать своего торжества от этого внезапного просветления.
— Когда ты узнал?
— Во время конференции на Комарре. Я и раньше натыкался на намеки… Относил их к вражеской пропаганде.
Значит, балет на краю балкона был немедленной реакцией на шок. У Грегора не было никого, кому он мог бы излить душу…
— Правда ли, что он получал удовольствие, пытая…
— Не все, что говорят слухи насчет кронпринца Серга, правда, — быстро прервал его Майлз. — Хотя то, что правда… достаточно плохо. Моя мать знает. Она сама была свидетелем безумных событий Эскобарского вторжения, о которых не знаю даже я. Но тебе она скажет. Задай ей прямой вопрос и получишь от нее прямой ответ.
— Это, кажется, семейное, — признал Грегор. — Тоже.
— Она скажет тебе, насколько ты отличаешься от него — в крови твоей матери не было ничего дурного, насколько я слышал. В любом случае, я, вероятно, несу почти столько же ген Юрия Безумного, сколько и ты, будь то через одну линию наследования или другую.
Грегор откровенно улыбнулся:
— Это должно меня утешить?
— Мм, скорее, это доказательство теории, что несчастье любит компанию.
— Я боюсь власти, — голос Грегора стал тихий, задумчивый.
— Ты боишься не власти, ты боишься причинить боль людям. Если будешь использовать эту власть, — внезапно сделал вывод Майлз.